Новости – Общество

Общество

Новый Валаам со стариной Шмелевым

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Чем живет монастырь за пределами России

Роман и Дарья Нуриевы

3 апреля, 2014 15:45

27 мин

Говоря «Карелия» или «Валаам», вряд ли кто-то думает о Финляндии. Между тем, и то, и другое у наших соседей есть. Корреспонденты «Русской Планеты» отправились проверить, чем новый, заграничный монастырь отличается от старого, воспетого известным русским писателем.

Кто только не плавал на Валаам. Один студент Московского императорского университета умудрился отправиться туда в свадебное путешествие, да потом еще переживал, не разлучат ли его с женой по разным кельям. Мы забронировали номер через интернет, и знаем наверняка, что монах-гостиничник не будет, потупясь, спрашивать: «Вы кто же… братец и сестрица?».

Студенту пристало быть атеистом. Остров пришелся ему по душе, но книжка о монастыре получилась дерзкой: 36 страниц вырвала из нее цензура. А вот в эмиграции писатель свой «Старый Валаам» переписал мастерски, щедро сдобрив елеем повесть о медовом месяце. Доживи цензура, не нарадовалась бы Шмелевым.

Сам Валаам не только дожил, но и раздвоился. Братия, с кадилами и паникадилами, полным составом нашла политическое убежище на Западе. А через полвека на пустовавшее святое место пришли монахи Перестройки. Мы не гонимся за островной романтикой, потому и выбираем из двух Валаамов тот, который Новый. Любопытно посмотреть на монастырь самой модернистской из православных церквей — Финляндской. О том, что мы собираемся туда, слышат наши финские друзья. Они далеки от православия, но с удовольствием вспоминают это место: «Там хороший ресторан!».

Едем к Преображению, но не ради богомолья: собственно, по их новостильному календарю праздник уже прошел. А в чем еще новизна Нового Валаама?

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Новый Валаам начинается не с пристани, а с парковки. Свой пароходик есть и здесь, но для развлекательных путешествий в соседний женский монастырь. Встречают, на парковке, а затем и на ресепшене, — карелки в национальных костюмах. Монахи присутствуют где-то на заднем плане, за табличкой «приватная территория». Вокруг собора группируются гостиницы на всякий вкус и кошелек. Мы направляемся к бывшему братскому корпусу, который монахи уступили туристам.

Деревянный дом в два этажа. Хвойный запах в коридоре, резные таблички с номерами на дверях. Шмелёву достается 27-й, нам — 35-й. Ему понравилось:

«Чудесная келейка. Белая, светлая, узковата немножко, правда — но как чудесно! Две чистые постели. В углу икона знакомых Преподобных. Теплится розоватая лампадка. Окно — в цветник. Там георгины, астры, золотисто-малиновые бархатцы, петуньи. И — тишина».

Очень похоже на аскетичную обстановку нашего эконом-класса, где вместо телевизора — икона. Только самовар послушник не приносит («с далекой дорожки упокоить»), в окно лезут лопухи, а свечи и лампады нельзя жечь по соображениям противопожарной безопасности.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

А мы-то уже собрались с лучиной сидеть: туристический сайт предупреждал о неминуемом конце света: его ежедневно гасят в монастыре после 21 часа. Комендантский час оказывается байкой. Тем не менее, дух строгого общежития кое в чем проявился. Например, туалет в конце коридора встречает надписью: «в нашем монастыре усилены правила гигиены».

Оказавшись без послушника с самоваром, ищем кипяток. На Старом Валааме им поделились бы в трапезной. Здесь — в ресторане «Трапеза». Один раз уносим к себе термос бесплатно. Второй раз вода подорожала: отдали за полтора евро. Самоваров найдем потом целую выставку, а послушника на весь комплект только одного — зато русского! Любопытно, что привело его в сытую Финляндию из православного отечества. Но юноша демонстративно посмотрит на часы: похоже, занят куда больше приветливых финских иноков.

«Гостиница наша не мирская, а по благословению от Преподобных. Нет, у нас за постой не полагается — ни за трапезу, ни за постой… что вы-с!.. Почитайте наши правила, у нас полная душе свобода. Как силы будет, так и дают, кто может, по достатку… от Преподобных уставлено».

Это из старой книжки. Новый Валаам живет туризмом: бесплатен разве что завтрак, входящий в стоимость проживания. Но подгребать чемоданы, как это делали дореволюционные паломники, не захочется. Слишком хороша «Трапеза», чтобы бояться отощать на валаамских харчах! Нет только мясного, и в этом отношении монастырские приличия соблюдены, а в остальном — ограничений не бывает. Шведский стол, который у русских туристов воздержанию не способствует, оставляет на их совести и соблюдение постных дней. Тот самый бесплатный завтрак совпадает по времени с литургией: предпочтя еде молитву, получаешь скидку на обед.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Среди кушаний на прилавке обязательно и миска монастырской смородины. Сверяемся с книжкой: «и вот разносят на оловянных блюдах чудесную красную смородину, взращенную на валаамском камне великими трудами неведомого инока Григория. — А это уж баловство-о… — говорит питерский извозчик, радуясь». Нововалаамская ягода идет, главным образом, на вино. То-то извозчику была бы радость! Производство налажено трудами инока Андрея Нуминена. Отец-эконом сам разработал рецепты, составил бизнес-план, получил кредит в банке. Теперь его можно встретить перевозящим продукцию на автопогрузчике.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Машинка с финским флагом за спиной появляется из деревянного сарая кирпичного цвета. Внутри — крупнейший винокуренный завод Финляндии. За его стены выставлены огромные дубовые бочки: любая вместила бы всю братию монастыря и послушника в придачу. За год монах провезет мимо них более ста тысяч бутылок. Одинаковые коробки выгружаются в закрома церковной лавки, чтобы на стеллажах явить вместо привычного винограда ягодное изобилие: белой, черной, зеленой смородины, крыжовника, клубники, малины, водяники, костяники, морошки. Вытянутые бутылки со сдержанными названиями соседствуют с пузатыми игристыми: «Гавриил», «Серафим», «Херувим». Вкус окрыляет.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

А вот рук в обители не хватает, особенно на ягодных плантациях. Гастарбайтеры из Карельской республики давно подрабатывают сбором финской клубники. Работают и здесь, но не ради денег: Валаам предлагает им бесплатное проживание и трехразовую шведскую трапезу. И, как альтернативу «дедовщине» смирения и послушания — европейское православие с человеческим лицом.

Эта возможность «маленьких людей» почувствовать себя человеками и Шмелева больше всего удивила на Валааме: «Старички-олончане, в заношенных сермягах, благолепно-старательно хлебают густую перловую похлебку и озираются. Кажется мне — не верят, что они равные здесь — кажется, что боятся: а ну как скажут — "ступайте-ка отсюда, не вам тут место!" Нет, не скажут. Тощий монах ласково говорит им: "ешьте, братики, на здоровье, во славу Божию", — и еще подливает им похлебки. Они смотрят несмелыми глазами и крестятся».

Трудника видно издалека: это такой русский хиппи. Небрежный вид, мешковатая куртка, волосы в косице и бороденка. Мы знакомимся с Андреем на детской площадке посреди монастыря. Если на родине трудничать по монастырям — занятие холостяцкое, то сюда приезжают даже с женами и детьми, как на отдых. Супруга раскачивает дочку на качелях, а он страхует сыновей, забравшихся на деревянную лошадь. Под звонкие детские голоса трудник поясняет, что вывез ораву из Питера на природу. Сам — природный лопарь (малочисленный финно-угорский народ — Примеч. РП), из Умбы. Пока разговариваем, дети перебираются на фигуру северного оленя, у которого уже сломаны рога.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Казалось бы, русскому паломничать в Финляндию — все равно, что европейцу отправиться на гей-парад в Россию. Но автобусы едут и едут, высаживая духовный десант. Может быть, православные турагентства завлекают клиентов слоганами типа: «отпразднуй Пасху дважды»? Как Новый год. Ведь единственная возможность православному сделать это — поездка в Финляндию.

В чем Новый Валаам и правда составляет альтернативу русским монастырям, мы узнали у здешних завсегдатаев. Шмелев-то и сейчас выбрал бы старый, но петрозаводская писательница Тамара Щербакова с ним не согласна:

– На том Валааме видели, какая помпезность? К батюшкам так просто не подойдешь, все они заняты: много треб и так далее. А здесь всем очень нравится.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Книжки Тамары Васильевны можно найти в церковной лавке, только нам их не прочесть: все по-карельски. Остается смотреть на яркие сарафаны валаамских работниц, словно иллюстрирующие эти страницы. Если ладожский Валаам принадлежит Карелии чисто географически, то Новый оброс корнями, окарелился, стал своего рода национальным культурным центром. Родное нашел здесь и наш знакомый лопарь Андрей. Для него Новый Валаам — скорее Новая Печенга, выселок другого, заполярного монастыря. История похожая. На том конце линии фронта тоже не стали дожидаться советских войск, и братия Трифонов-Печенгского монастыря бежала к валаамцам через всю Финляндию.

– Оля, я же тебя просил! — вдруг кричит Андрей своему белокурому сыну.— Олаф, иди сюда!

Имя удивило не только нас. Норвежский король Олаф — последний общий святой Запада и Востока, но русские священники не хотели иметь с Западом ничего общего. Крестить мальчика наотрез отказывались. А отец отказывался менять имя: «Крещу Олафом, хоть и в Норвегию ехать придется»!

– Вы бывали и в русских монастырях, но предпочитаете этот. Новый Валаам полюбили сразу?

– Знаете, когда мы впервые приехали сюда, впечатление было странное. Как будто что-то лютеранское… А потом, когда поживешь здесь, походишь, на службах побываешь, чувствуешь, что место очень намоленное. Непростое место.

Достаточно пожила здесь и Надежда Ивановна, носительница одного из ярких сарафанов. Она эмигрантка с двадцатилетним стажем, приезжает в монастырь потрудиться вместе с внуком. Знакомимся на ее рабочем месте, у свечного ящика.

– Как Вам финское православие?

– Ну, православие здесь… немножко упрощено, конечно. Летом вот в шортах идут, и женщины вот это самое… Упрощено. Но жизнь же меняется, и вообще все меняется…

Эмигрантов среди духовенства не осталось. Без особой надежды справляемся на ресепшене о русскоговорящих священниках. Сарафаны куда-то звонят, договариваются, и вот уже назначена на завтра встреча с иеромонахом Микаэлем. Есть время разгуляться по окрестностям.

Валаамские службы должны впечатлять европейцев, для которых православный храм в диковинку. А нам — ни уму (финский язык), ни сердцу (даже своего хора нет). Зато в монастыре найдется, чем заняться и помимо молитвы.

По соседству с храмом — громкая вывеска: «Народный университет». В финских вузах обучение бесплатное, даже для иностранцев. Но в Народном разместились платные курсы. Кто-то осваивает здесь модную на Западе иконопись. А для тех, кому скучна иконопись или университетская коллекция самоваров, в Культурном центре через дорогу приготовили выставку керамики в стиле ракуяки. Там злые лица святых напоминают грешников с картин Босха. От ракуяки хочется сделать харакири, и мы находим покой в библиотеке. Стеллажи стоят по кругу под световым колодцем. На нижнем ярусе, расположившись в креслах, можно читать русские книги. Даже такие, как «Охранительство», готовое преподать новейшую историю Валаама так, чтобы причащаться тут и правда не захотелось. Но охранительства хватает и в России. Куда интереснее архив, вывезенный с острова Валаам. Найти его оказалось непросто. Библиотечный сарафан пытался выдать за архив дореволюционные книги, но нам посчастливилось и мы ловим рясу. Невысокий монашек юркает было за массивную стальную дверь, но отпирает на стук. Он лопарь, только финский, из Рованиеми. Хранитель сокровищ пускает нас в коридор, молча щелкает задвижками, подводит к механически раздвигающимся стеллажам. Появляются корешки рукописных книг, раскрываются папки с пожелтевшими документами.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

Монастырь предлагает шевелить не только извилинами, но и мышцами. Например, в сторону соседней женской обители. Помимо водного пути на игрушечном пароходике туда проложен пеший маршрут: 18 километров по лесу. Мы же предпочли добраться до Линтулы по шоссе на велосипедах. Педальный транспорт в Финляндии нечто само собой разумеющееся: прокатиться предлагают уже с ключами от номера. Для дальних вояжей, вроде нашего, в комплект входят шлем, насос и жилет.

Чтобы взять от монастырской жизни все, не хватает только лыжной трассы. Летом это просека с бесполезными фонарями, выходящая к закату над озером Юоярви. От него нужно спешить в гостиницу, пока не стемнело. А зимой темнеет ровно в девять, когда гасят фонари. Такое отключение света и породило интернет-слухи о суровых валаамских порядках.

Как и в пище, развлечений здесь — шведский стол. Из принципа мы попробовали всего понемножку. Не обошлось и без поминальной кутьи, монастырского кладбища. Изюминка православных погостов Финляндии — забытые на Руси домовины. Стоят над могилами замшелые избушки величиной с гробик. Под двускатными крышами — богатая резьба и черные проемы, такие, чтобы оставить покойнику еду. Кое-где костлявые руки еще не успели забрать миски и крашенки.

Завтра отец Микаэль посетует, что не все паломники доходят сюда. А Шмелев, конечно, пришел бы к своим первым делом. Наши монахи лежат рядами. Ровный частокол крестов, как на военном кладбище. «Все одинаковые. Как и те, что лежат под ними», — писал он о старом Валааме. На Новом только могила русского игумена Иоанна отгородилась от лесного погоста металлической оградкой. Единственный здесь каменный крест смотрится новоделом. Игумена почитают, и его кости, должно быть, выроют после канонизации.

Рядовые, если вглядеться в таблички, разделены на полки: братию валаамскую, печенгскую, коневецкую. С упрямством эмигрантов они причисляли себя к несуществующим обителям. Новый Валаам стал действительно новым только с их смертью.

Если эмигрант Шмелев тосковал в Париже, то старовалаамской братии повезло больше — далеко убегать не пришлось. И пусть Новый Валаам не скалистый остров, но мшистые ели и короткое лето все те же.

География довлеет над Валаамским монастырем настолько, что за топонимом забывается его настоящее имя: Спасо-Преображенский. Так формально называется и Новый Валаам. Мы приехали сюда на Преображение, повторяя Ивана Шмелева. Пусть и небольшой, главный собор второго Преображенского Валаама не менее русский и не менее белый. Рассматриваем его издали, выходя с монастырского кладбища к ягодному полю. Приходится кстати: «Какой лучезарный свет! какие синие купола в лазури, золотое крестов блистанье! Всплывает, от детских лет: "Лик Его был, как солнце, и ризы белы, как снег"».

Но и Палестина поджидает нас тут же, за ближайшей елкой. Игрушечная: это такая православная забава, вроде Диснейленда. До революции любители сакральной географии баловались на Старом Валааме тем, что Лещевское озеро, к ужасу лещей, обозвали Мертвым морем. А в озеро Сисяярви запустили реку Иордан. Здесь обошлись минимумом программы: Фавором и горою Елеонскою. Главные декорации — безлюдный лес и беседки. На то, чтобы сделать круг по Молитвенной тропе, останавливаясь при встрече с малиной, черникой и голубикой, уйдет час-полтора. А если понравится «избушка отшельника» у родника, то сколько хватит визы.

Кто-то в поездках не переводит часы, а мы живем у финнов по старому церковному календарю. Преображение в этих широтах могло быть таким же «яблочным Спасом», как и в России. Замечаем, что вчера в «Трапезе» не было фруктов, а сегодня — яблоки и апельсины, хотя у финнов будний день, да и не блюдут они нашего народного яблочного поста. Это когда нельзя пробовать яблок до Преображения, а не то «в животе червь заведется, и холера бывает», как учил Ваню Шмелева старик Горкин. Если Михайла Панкратыч ввел писателя в мир русской веры, то нам о финском православии расскажет его тезка, отец Микаэль.

Бородатого и волосатого финна в черной рясе от русского батюшки и не отличишь. А прекрасный русский язык и вовсе сбивает с толку наших эмигрантов. Так, что те открывают душу, изливая накопившиеся на «этих финнов» обиды. Отец Микаэль человек флегматичный. В таких случаях он кивает и многозначительно молчит. А нам рассказывает об этом, улыбаясь.

Раз тут русскому человеку такая «полная душе свобода», начинаем и местное богослужение подозревать в уступках славянскому духу. И правда:

– Язык службы зависит от священника. Если он умеет, то половину читают по-фински, половину по-славянски. Если приезжают священники из России, то они иногда хотят служить. Когда служат одни, служба может быть полностью славянская. Приходят финны на службу, и ничего не понимают: уже привыкли, что здесь такое бывает. Когда я служу, и знаю, что сейчас в церкви много русских, то стараюсь использовать больше славянских слов. У нас нет никаких правил на этот счет.

– Финны в основном лютеране, и у них нет монастырей. Как лютеране относятся к наличию здесь православной обители?

– Монашества они не понимают. Но я думаю, что сейчас все-таки лучше понимают, чем раньше. Несколько десятилетий назад лютеране относились к православию и монашеству чаще всего враждебно. Еще к католикам тогда было такое. Даже в школе детей учили такому отношению.

– И к русским?

– Если говорить о двадцатых-сороковых годах, тогда, может быть, и к русским…

Пока мы беседуем на белой скамейке возле храма, к нам сворачивает пара американцев. Тонкости русско-финских отношений туристам неизвестны, да и вся наша колоритная компания для них на одно лицо. Приходится отвлечься от разговора, пока вылетает птичка.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

– Кстати, мы в одной книжке читали о том, что в финском языке вроде бы есть специальное понятие, которое обозначает ненависть к русским.

– Наверное, «рюсся»? Его используют в негативном смысле. Раньше оно ничего такого не обозначало, но потом... Так что вместо него стали использовать слово «веналайнен».

– Это похоже на то, как в России стало ругательством слово «жид», хотя в церковнославянском оно означает просто «иудей». Но мы вспомнили не о кличке, а о понятии какой-то застарелой злобы к русским. Это было в одной краеведческой книжке о Печенгском монастыре. Автор — иеромонах из Мурманской епархии, Митрофан Баданин.

– Я знаю этого иеромонаха, он мне лично свою книгу подарил. Я ее от начала до конца не читал, но вот это место помню. Это о слове «viha». Отец Митрофан, я думаю, немножко не понял его значения. Буквально оно означает «ненависть», но в данном случае — войну. Vanhanviha, «старая ненависть» — это Русско-шведская война (1495-1497 годов. — Примеч. РП). Еще «большая ненависть» была (Северная война 1700-1721 годов. — Примеч. РП).

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

И все-таки для любого монастыря главное не отношения с внешним миром, а внутренняя жизнь. Братия Нового Валаама насчитывает четырнадцать человек, восемь из которых еще только готовится к монашескому постригу.

– Не кажется ли Вам, что такое количество монахов — кризисное явление?

– Сейчас вообще нет никакого кризиса. Были такие времена, когда считали, что уже конец. Самый кризисный момент был, когда здесь четыре человека оставалось.

В Финляндии вообще православных немного, мало и монахов. Должно быть, уютные кельи заполнили бы выходцы из России, как трудники — ягодные плантации.

– Но, — говорит отец Микаэль, — с визой такие проблемы, что для монастыря это слишком хлопотно.

Так дело одним русским послушником и ограничилось.

Считает ли монастырь себя хранителем традиций, или Новый Валаам — новый во всем? Пока на Ладоге возродили древний валаамский роспев, здесь рады любому заезжему хору. Службу сократили еще в семидесятые — «не было сил». Заниматься физическим трудом финским монахам тоже нет нужды. Зато Новый Валаам — монопольный поставщик кадров для местного епископата. Другой финский монастырь, соседняя Линтула, не в счет: в отличие от лютеран, здешние православные до женского священства не дошли. Итак, на шестерых монахов — три архиерейские кафедры.

Спрашивает Шмелев:

«Пожил я — и узнал, многое узнал. И как бы хотел теперь, через десятки лет с того августовского утра, найти крепко на подвиге стоящего, отрешившегося от всего земного — благословиться. Где Россия, творившая светлых старцев, духовников народных? Есть ли они теперь, на новом Валааме»?

Спрашиваем и мы:

– Финляндия настолько более благополучная страна, чем Россия, что монастырь здесь в общем-то странный феномен. Монашество в благополучной стране — это в каком-то смысле сложнее?

– Может быть, и легче. Человек, который не знал благополучной жизни, продолжает ее желать. А тому, у кого она была, все это уже надоело. Он испытывает радость освобождения.

– Я поясню. Отец Микаэль, в Финляндии невозможно того представить, что я видел в маленьких северорусских монастырях. Однажды я сходил в поход в монастырь, самый труднодоступный в России. Он в глухой тайге, в заказнике. Пришлось 120 километров пройти, чтобы туда попасть. Запас круп, муки, соли в монастырь может завезти вездеход или, зимой, возят необходимое на снегоходах с санями. Продукты кладут в ледник, вырытый в земле. Послушания там — свалить сосну, поднять сети из озера. Там монахи могли бы поставить генератор, чтобы хоть какое-то электричество было, но не ставят из принципа. Наверное, это такие вещи, которые невозможны здесь не только в силу географии, но и в социальном плане?

– Пустыня и у нас есть… Будь монастырь где-то в Лапландии, там, наверное, можно было бы жить таким образом.

– И все-таки такого монастыря в Финляндии нет…

– У меня возникало такое желание… Но для меня это было бы очень трудно.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

– Вы поддерживаете отношения со своими родственниками?

– Да, родственники приезжают к нам. Но если я поеду в гости, то нужно разрешение.

– А часто случается, что монахи ездят к родственникам?

– Нет, не очень часто. На две недели в году можно уехать.

Фото: Роман и Дарья Нуриевы

В отпуске братия или нет, ресепшен работает по расписанию. Нам пора сдавать ключи. В дверях, как чучело монаха, дежурит аршинная бородатая кукла, одетая чернецом (монахом — Примеч. РП). Тут же и монастырская лавка, поход в которую мы отложили напоследок. Предлагаются иконки — знакомая штамповка подмосковного «Софрино». Есть и более демократичные сувениры, вроде магнитиков с логотипом «Valamon Luostari» («Валаамский монастырь» — Примеч. РП). Шмелев тоже всем этим интересовался:

« – Нет ли у вас валаамского чего-нибудь, художественного?

Монах не понимает:

– Это чего, худо-ственного… как разуметь?

Стараюсь объяснить попроще: ну, поделок из валаамского гранита… ну, пресс-папье, каких-нибудь фигурок… на письменный бы стол… Он не понимает, что за пресс-папье! Стоит — молчит.

– Тут для богомольцев, "святости"… поделок нету. Фи-гурки?.. из валаамского гранита? игрушки?!

На Валааме не тратят время на безделки».

Благолепия магазину придает красный угол с лампадкой. Там тоже стеллажи, но особенные. Справа, под иконой Богородицы — самодельные куклы, все в разных сарафанах. Слева, под иконой Спаса — тряпичные монахи, борода мочалкой по 20 евро за штуку. Как играть, подсказывает афишка: монахи с девицами водят хоровод на лужайке. Наверное, Шмелева здесь все-таки не читали.